Интервью

Корпоративное имущество – рисков много, страхования мало Тимофеев Владислав Игоревич Руководитель департамента страхования имущества и технических рисков ООО «Росгосстрах»

Российский рынок имущественного страхования по-прежнему борется с последствиями финансового кризиса и страдает от таких негативных явлений, как демпинг и низкий уровень охвата объектов страхования. В чем основные тренды развития страхования корпоративного имущества? Как на развитие данной отрасли влияет законодательное регулирование? Защищены ли сегодня реально интересы российских предприятий и предпринимателей? На эти и другие вопросы портала «Страхование сегодня» отвечает Руководитель Департамента страхования имущества и технических рисков Блока корпоративного страхования компании РОСГОССТРАХ Владислав Тимофеев.

Мария Жилкина,
Медиа-Информационная Группа «Страхование сегодня» (МИГ)

Какова современная ситуация в сфере страхования корпоративного имущества? Удалось ли переломить негативные тенденции к демпингу и необоснованному заужению покрытий, возникшие в период «кризисной» экономии расходов предприятий на страхование?

Рынок пока остается в стадии демпинга, и ситуация продолжает ухудшаться. Сдержанный оптимизм есть, но он относится к долгосрочным ожиданиям, а в ближайшие 1,5-2 года каких-то положительных изменений мы, скорее всего, не увидим.

Итоги 9 месяцев подтверждают общую складывающую тенденцию и модель поведения страховщиков и их клиентов. Все напряжены из-за общей неопределенности того, что нас ждет в 2012 году. А значит, сохраняется склонность к максимальной экономии у всех людей и хозяйствующих субъектов. Они просто стараются максимально сохранить имеющиеся деньги, а все «необязательные» программы (страхования, каких-либо приобретений, инвестирования), по большому счету, консервируются. И это «напряженное ожидание» влияет на все сферы страхового бизнеса, начиная от страхования крупных корпоративных рисков и заканчивая автострахованием.

Как долго сохранится такое положение дел?

Делать какие-либо выводы рано, а прогнозы – дело неблагодарное. Год назад многие эксперты озвучивали вероятные сценарии 2011 года и строили соответствующие планы, а буквально уже с января начал реализовываться абсолютно другой сценарий. В итоге сейчас страховой рынок находится в двойственной ситуации: немалая часть страховщиков с ужасом ждет 1 января 2012 года и пытается до вступления в силу новых требований к капиталу либо кому-то продаться, либо побыстрее свернуть свой бизнес, в это же время крупные компании пытаются сыграть на их предполагаемом уходе с рынка и переделить рыночные доли.

И это самое печальное: все сосредоточены на дележе рынка, в то время как самого рынка добровольного страхования корпоративного имущества – по сути, еще нет. В России приобретение страхования имущества чаще всего обусловлено банковским кредитованием, где есть свои скрытые проблемы (мы о них еще поговорим). Большинство юрлиц, которые могли бы быть интересны как клиенты в портфеле страховщика, вообще не проявляют интереса к добровольному страхованию. Те немногочисленные очень крупные клиенты, которые реально хотят страховаться, как правило, имеют свои кэптивные программы, перестрахованные, в основном, на Западе. А остальные клиенты попадают в весьма выигрышное положение «волков», к которым поначалу за иллюзорным спасением бежит стадо «овец»-страховщиков, вынужденных потом принять крайне невыгодные для себя условия, но и уйти оттуда – уже невозможно.

Мало того, что и сами такие предприятия-клиенты тоже консолидируются, а значит, централизуют свое страхование, их опыт некорректного отбора страховщиков еще и перенимают все больше других предприятий. К сожалению, российские корпоративные клиенты слишком быстро научились управлять поведением страховщиков в свою пользу, что нивелирует весь смысл страховой защиты.

Последние годы одной из главных проблем в имущественном страховании сегменте являлись перекосы при проведении тендеров, когда во главу угла ставилась цена полиса. Как с этим обстоят дела сейчас?

Сейчас работа по страховым тендерам осуществляется по такому алгоритму: клиент объявляет о тендере, прибегает толпа желающих, страховщики начинают усиленно торговаться, выставляя самые привлекательные условия. Клиент при этом, кроме самого объявления о тендере, больше ничего не делает, самоустраняется от участия в процессах оценки риска и предоставления какой-либо информации страховщику (в этом смысле в наилучшем положении будут страховщики, обслуживавшие это предприятие в предыдущие годы и за период страхования имевшие доступ к информации). Всем остальным сообщается название объекта, страховая сумма, срок, в которые надо подать документы, и все. Так что вся эта безумная торговля «Кто меньше?» идет фактически в условиях полного отсутствия реальной информации, зато в значительной части с оглядкой на поведение лидеров.

А клиент в любом случае остается в выигрыше, потому что по гражданскому законодательству страховщик не имеет права оспорить договор, который он заключил в отсутствие ответов на стандартные вопросы о характеристиках объекта, условиях его содержания и эксплуатации. Страховщик даже не имеет возможности зафиксировать повышение риска на этапе, когда договор уже действует. Информации, содержащейся в документе, называемом заявление-вопросник, а по сути «декларация об уровне риска на предприятии», от которого можно было бы отталкиваться при заключении договора и оценивать изменения в риске, по таким объектам просто нет. И страховщик становится добровольным заложником не только случайных обстоятельств, но и настроения клиента.

Более того, и при урегулировании убытка (а не секрет, что страховщики стараются обязательно произвести выплату, чтобы не портить отношения с клиентом, его конгломератом, а также кредитовавшим его банком, на который у страховщика завязана масса другого бизнеса) сохраняется та же степень неопределенности, такое же поведение клиента, те же угрозы на тему: «А мы уйдем к другому страховщику», которых большинство компаний пугаются, поскольку это грозит им потерей сборов страховой премии.

Меня вообще очень удивляет подобная неразборчивость страховщиков. По крайней мере, мы сами иногда напрямую отказываемся от участия в тендерах и предложений что-то застраховать при подобных исходных условиях, предпочитая роль наблюдателя за судьбой этого объекта. Причем для того, чтобы у страховщика начались проблемы, не обязательны даже убытки, проблемы начинаются практически сразу – например, с перестрахованием.

То есть, идя на тендер с низкой ценой, эти страховщики еще не имеют представлений о том, как будет обеспечиваться перестраховочная защита?

Да. На рынке известны ситуации, когда случался убыток, а перестрахования по этому риску – нет, потому что у страховщика не было ни денег на перестрахование, ни действующих облигаторов, позволяющих разместить такой риск за такие деньги. Кроме того, перестраховщики обычно выставляют серьезные ограничения и по отраслям деятельности застрахованного предприятия, и по расчету сумм и т.д. Когда риск брали в прямое страхование – об этом прекрасно знали. А раз получить перестраховочное возмещение нельзя, при страховом случае у страховщика образуется финансовая дыра, которую он залатывает, набирая новых клиентов по еще более заниженным ценам. Так возникает следующая волна демпинга. По мере того, как число клиентов растет, объем убытков у страховщика увеличивается. В конце концов, решить свои проблемы такой страховщик мог бы только лет через 10, оставшись на рынке один со 100%-й долей рынка, а такого не может быть.

Ну а пока что страховщики имеют убытки и разрыв в кэш-фло, и им требуется замещение этого разрыва любыми средствами, для этого приходится идти на поклон к клиентам-«волкам». Те прекрасно понимают ситуацию и могут в ней делать то, что нужно им.

Другой вопрос, что тендеры страховщиков проводятся тогда, когда наличие полиса является требованием банка при кредитовании. Сами же предприятия не заинтересованы в получении качественного сервиса для своих рисков. Им не нужно страхование, им нужна «страховка» – бумага, которую они покажут банку в качестве входного билета для получения очередного транша по кредитной линии. А если будет убыток, то страховщик заплатит, потому что с банком особо не поспоришь, банк – это канал продаж, это другие клиенты, это лизинг, это автокредитование и масса других программ. Принимая решение о выплате, страховщик считает финансовый результат уже не по этому конкретному клиенту, который проводил тендер, а по всему связанному с этим банком бизнесу.

Откуда возникает объявляемая на тендере страховая сумма?

Стоимостная база для определения страховых сумм – это отдельная проблема. Начнем с того, что и в законодательстве стоимостная база в имущественном страховании определена для нынешнего уровня развития рынка неправильно, некорректно дано соотношение понятий «действительная стоимость», «страховая стоимость». Возможно, в 90-е годы, когда законодательная база формировалась, были основания написать именно так, но сейчас ситуация другая. Вы можете представить, чтобы для целей страхования взяли стоимость из объявления в газете «Из рук в руки», где продается похожий станок из распродаваемых активов обанкротившегося предприятия? Или лучше будет вызван оценщик по инициативе клиента? Или вообще напишем произвольную стоимость по договоренности сторон? Варианты не ограничены.

Ну, если есть пробел в законе, почему бы не урегулировать алгоритм установления стоимостных оценок в договоре?

Мы это прописываем в договоре, я вижу наш плюс как раз в том, что у нас есть четкое понимание того, какую стоимость можно использовать для целей страхования. Например, мы никогда не страхуем имущество по заявленной стоимости. Когда клиент настаивает на какой-то заявленной оценке, мы предлагаем ему направить к нему соответствующих специалистов, у которых есть соответствующие регламенты определения стоимости. Если клиентская оценка уложится в наши экспертные оценки, мы с ней согласимся, но это уже будет не заявленная стоимость, а наша оценка, посчитанная по определенной методике. А раз эта стоимость посчитана определенным образом, аналогично будет производиться и калькуляция суммы возмещения. То есть если мы учитывали износ при заключении договора, он будет учитываться и при убытке; если мы учитывали бухгалтерскую амортизацию – она будет учтена; если в договоре была прописана возможность замещения «новое за старое» – будет применяться эта модель. Но все это необходимо проговаривать на этапе заключения договора страхования, и у нас такой принцип есть. Но, к сожалению, не все компании так действуют.

Тогда они смогут преподносить тот факт, что у них заявленная стоимость не перепроверяется, как свое преимущество для клиента?

Да, так и происходит. Это особенно чувствительно, учитывая то, что львиная доля имущественного рынка – это страхование залогового имущества, которое вообще страхуется по залоговой стоимости, не соответствующей принципам страхования как таковым. Поэтому когда мы в договоре страхования пишем стоимость, указанную в договоре залога, то все равно определяем, из чего она складывается, и как будет калькулироваться возмещение.

В каких случаях клиенту выгодно страхование по залоговой стоимости, а в каких он получит меньше, чем мог бы, если бы оценку производили обоснованно?

Клиенту страхование по залоговой стоимости не выгодно никогда, по той простой причине, что залоговая стоимость – это сумма с учетом недооценки имущества, которым он владеет. После того, как сумму возмещения получит банк-выгодоприобретатель, страхователь останется, с одной стороны, с погашенным кредитом, но при этом – с утраченными основными средствами. Интерес выгодоприобретателя в данном случае к стоимости имущества не имеет никакого отношения, он выражается в сумме кредита. И залоговая стоимость – это сумма, определенная экспертом банка в интересах банка и с учетом дисконта (пропорционального величине времени, за которое банк сможет срочно продать залог, то есть фактически показывающего ликвидность данного имущества). В итоге какой-нибудь станок, с реальной стоимостью в миллион, может по залоговой стоимости, включая тело кредита, проценты, пени, неустойки и т.п., быть оценен в 300-400 тысяч. С одной стороны, таков реальный размер риска банка, но его страховой интерес как выгодоприобретателя возникает только тогда, когда залогодатель перестал выполнять свои обязательства по кредиту из-за страхового случая (пожара, стихийного бедствия и т.п.). А пока он все платит исправно, имущественного интереса у банка нет.

А у страхователя (залогодателя) – есть?

Есть. По нашему ГК имущественный интерес основывается на праве владения, пользования и распоряжения. Банк, до того как к нему перешли права при неплатеже по кредиту, залоговым имуществом не владеет. Более того, даже когда произошел страховой случай, банк по-прежнему не владеет этим имуществом. Так на каком основании выгодоприобретатель диктует условия страхователю, кто будет получать возмещение за поврежденное имущество? Исходя из деловой этики, из понимания бизнеса, банк должен быть заинтересован в том, чтобы имущество было восстановлено, введено в эксплуатацию, и заемщик банка полностью исполнил свои обязательства. А действующая модель залогового страхования – ущербна, она препятствует сохранению и развитию бизнеса.

Что же следует делать во избежание подобных ситуаций?

Без изменения нормативной базы пока мало что можно сделать. Следовало бы законодательно увязать вопросы регулирования финансовых институтов (страховщиков и банков) для того чтобы они могли работать скоординированно. Сейчас банки работают по принципам, установленным более 10 лет назад Письмом Банка России, которое впоследствии утратило силу, но сформированная им практика осталась: все объекты залога должны быть застрахованы. А как, что и почему страховать – не регламентировано. И страховщики соглашаются с условиями банков, потому что заинтересованы получать от них бизнес.

На мой взгляд, более нормальной была бы практика, если бы при обращении заемщика в банк у него проверяли наличие адекватного страхового покрытия, и не на выделенную отдельную часть, находящуюся в залоге, а на весь имущественный комплекс. В противном случае возникает ситуация, нередкая в нынешней российской практике: в одном из цехов стояло залоговое оборудование, оно (и только оно) было застраховано в пользу банка, произошло какое-то событие (пожар, например), заложенное оборудование не пострадало, однако производство все равно остановилось, так как сгорело другое, не застрахованное имущества (например, в соседнем цехе), платить по кредиту предприятие не может, залог переходит к банку... Такой исход не выгоден никому, ведь банк заинтересован в данном предприятии, как в постоянном партнере. Банку следовало бы, прежде чем выдавать кредиты предпринимателям, отправлять их за нормальным страхованием. Более того, банк бы тогда получил возможность делать запрос в страховую компанию относительно состояния системы управления рисками у своего будущего кредитора. Ведь крупные страховщики, которые стараются вести работу правильно, не ограничиваются обычным заявлением-вопросником, они смотрят на культуру производства и уровень менеджмента, потому что предпосылкой 99% страховых случаев является человеческий фактор. Страховщик знает техническую сторону риска клиента лучше, чем банк, которого больше интересует рентабельность и финансовые показатели.

Пока взаимодействия между страховщиками и банкирами нет, клиенты этим «успешно» пользуются, но себе же во вред.

Известно, что в корпоративном личном страховании, да и в значительной части розничных массовых продуктов велика зависимость наполняемости портфеля страховщиков от банковского канала продаж, соответственно, с просадкой объемов кредитования «сдувается» и страхование. В страховании имущества (залогов) есть аналогичная динамика и связанные с ней проблемы?

Да, есть, вся страховая отрасль очень сильно зависима от банков.

Клиентов, которые страхуют имущество сами, из понимания того, зачем это им надо – единицы. Это крупные российские предприятия, как правило, имеющие опыт работы с крупными страховыми брокерами, крупные торговые сети, логистические организации, крупные склады. Они сами мотивированы на страхование, исходя из принципов разумности ведения своего бизнеса. Но и на них отрицательно сказался кризис, обострилось желание сократить расходы. И поскольку у них нет убытков, время от времени всплывает вопрос: «А зачем я страхуюсь?».

Впрочем, такие же сомнения возникают у владельцев бизнеса и в отношении современных мер противопожарной безопасности, ремонта и замены отслуживших свой срок агрегатов. Это очень важное обстоятельство: режим экономии на предприятиях отражается не только напрямую на суммах уплачиваемых ими премий, но и на других затратах, влияющих на их отношения со страховщиками, на уровень безопасности и на степень технической перевооруженности. Вместо двух плановых ремонтов проводят один. Деталь, по нормативам требующую замены через определенный срок службы, оставляют до тех пор, пока она не сломается. Потребители перестают думать о завтрашнем дне и пытаются сэкономить любыми способами, в том числе, не вникая в принципы страхования.

В России даже крупные клиенты, если за них договор не вычитал брокер, сами его детально вычитывать не будут – не видят необходимости, потому что все равно при убытке, учитывая нынешний уровень конкуренции, страховщик будет максимально лоялен к страхователю, сделает все, чтобы страхователю (нередко имеющему у него не только имущественный договор, но еще и НС, ДМС и пр.) было комфортно. Кроме того, им прекрасно известно, что суды у нас склонны принимать решения не в пользу страховщиков.

В связи с вопросами судебного и досудебного урегулирования, хотелось бы обратить внимание и на то, что у нас до сих пор нет реально работающего института страхового омбудсмена. Судьи, которые принимают решения по страховым спорам , работают на уровне бытового сознания. Многие даже не вникают в то, что такое условная и безусловная франшиза, что такое страховая стоимость и чем она отличается от страховой суммы. Пока они во всем этом разберутся, успеют вынести неправильное решение.

Ваши слова заставляют провести аналогии с рынками массовых видов страхования. Там, в частности, уже работает третейский суд при РСА, занимающийся профессиональным досудебным урегулированием споров. Там начата, во исполнение поручений Президента, работа по внедрению стандартов страховой услуги. Что мешает перенять этот опыт розничного рынка – создать третейский суд, разработать стандарт залогового страхования? Слишком велика конкуренция?

Нет, дело не в конкуренции. Розничный рынок оперирует продуктами, где есть ограниченное число вариантов страховых случаев, на каждый случай можно прописать готовый рецепт. В корпоративном страховании велико разнообразие ситуаций, когда может возникнуть убыток, и вариативность решений по минимизации рисков, выборов клиентом того, что будет, а что не будет страховаться, объемов покрытия и т.д. Свести их к стандарту представляется практически невозможным.

В корпоративном страховании можно сделать другое – определиться с единым подходом к установлению страховых сумм, отношением к залоговой стоимости и страхованию имущества предприятия-залогодателя в целом, и т.п., а уже в пределах этого стандарта устанавливать условия для конкретного предприятия-страхователя. Такая стандартизация пошла бы на пользу всем, и почему этого до сих пор не делается, я не знаю.

Не потому ли, что одни компании согласятся работать по стандарту, а потом тендер выиграет какая-нибудь левая компания, сделавшая иначе и намного дешевле?

Нет. Если появятся стандарты, эти левые компании в принципе не смогут выходить на тендеры. Более того, если будут стандарты, банки тоже уже ничего принципиально решать не будут. Так что теоретически, это мог бы быть хороший выход из тупиковой нынешней ситуации, но чтобы сформировать эти стандарты, нужно идти с самого начала, то есть менять законодательную базу, начиная с 48 главы ГК.

Какова доля застрахованного имущества у российских предприятий?

Доля застрахованных объектов по абсолютным показателям количества объектов не превышает 10%, а в стоимостном выражении – около 5% от совокупной стоимости основных фондов предприятий России.

То есть, несмотря на все кредитные бумы по сравнению с 90-ми годами показатели не выросли?

Все дело в том, что объекты кредитуются, что называется, по кругу, получатели – те же самые лица. Разные банки, разные юрлица, а персонажи те же. По банковской сводной отчетности наблюдался бум кредитования, потому что банки фиксируют количество заявок и выданных сумм кредитов, а тот факт, что эти сделки закрывают одни и те же объекты – там не отражается.

А реально у нас в стране нет расширенного воспроизводства, нет увеличения числа объектов основных фондов. Какие были при Союзе – те и есть. Когда в Ростовской области открылся новый нефтеперерабатывающий завод, ведущие деловые СМИ освещали это как исключительное событие: впервые за 20 лет что-то открылось. Еще один новый завод заработал в Сибири. А ведь раньше подобные предприятия создавались в стране регулярно, а теперь – два за 20 лет, причем оба объекта созданы на заемные средства, в долгах как в шелках…

Более того, уменьшается абсолютное количество потенциальных объектов страхования. Они вырождаются разными путями. Например, старый завод, у которого было много разнообразных потенциальных объектов страхования, обанкротили и преобразовали в товарный склад, у которого теперь есть один единственный объект страхования. Кроме того, потенциальные объекты выбывают из эксплуатации в силу своего полного износа.

Долгое время страховщики жаловались на плохое отношение к страхованию имущества предприятий малого и среднего бизнеса – улучшилась ли ситуация сейчас? Какие тенденции в этом сегменте?

Малый бизнес в России страховался бы, если бы он был. Из немногочисленных предпринимателей, которые более-менее выживают на рынке и имеют средства, страхуются буквально единицы процентов. Даже у нас в компании, при достаточной развитости продающей сети на местах, доля малого бизнеса не превышает 5-7% сборов по всему нашему портфелю страхования корпоративного имущества. Всего же страхованием объектов малого бизнеса на территории России занимаются (а не просто декларируют, что они им занимаются) 3-4 страховые компании. Малый бизнес – это очень мелкие предприятия, и средняя стоимость полиса у них составляет около 4 тысяч рублей.

Что они страхуют?

Основной объект страхования – товарно-материальные запасы. Это специфика нашего предпринимательства, у нас малые предприятия работают не в сфере оказания услуг и мелкого производства, это не какие-то мини-гостиницы или небольшие хлебопекарни, как видит малый бизнес наша политическая элита. Реальный российский малый бизнес занимается исключительно перепродажей товаров – это мелкие лавочки и палатки. В ряде случаев их работа ведется с грубейшими нарушениями учета и предписаний надзирающих органов. Если бы мы начали «пылесосить» рынок и закрывать на это глаза, мы бы увеличили свои сборы по данному сегменту в 2 раза, но мы не можем брать в портфель такие объекты, потому что расплачиваться по их убыткам пришлось бы за счет средств другой половины – добросовестных предпринимателей, мы были бы вынуждены поднять для них стоимость страхования. У нас нет задачи собрать в этом сегменте как можно больше денег, мы не стремимся вести себя здесь агрессивно, а строим долгосрочную стратегию работы на рынке.

Остальные же наши сборы по корпоративному страхованию имущества приходятся на предприятия размером, как правило, выше среднего, среди них немало корпораций с серьезными именами, есть промышленные предприятия (металлургии, добывающей промышленности), крупные торговые сети, складские терминалы, банки и лизинговые компании.

Велика ли доля банковских клиентов среди Ваших страхователей?

По нашему портфелю сборы по корпоративному страхованию по договорам, заключенным по требованию банков, и полисам, приобретенным предприятиями по собственной инициативе, находятся в соотношении 50 на 50.

Вы искусственно сдерживаете долю банковского страхования в портфеле?

Ситуация, которую я описал выше, заставляет очень осторожно относиться к страхованию залогов. У нас есть определенные банки-партнеры, с которыми мы стабильно работаем. Плюсы работы с банками понятны, но и минусы велики: когда объекты приведены банком, фактически клиентом становится банк, количество банков ограничено, а новых клиентов как таковых здесь, по сути, и не появляется. Клиент, приведенный банком, так же легко может быть потерян, он обходится компании дороже, чем рыночный, менее рентабелен для страховщика. Из веера полисов разных страховых компаний клиент банка точно так же выбирает предложение с самым низким тарифом. А страховщик, связанный с банком массой других операций, будет вынужден потом платить убытки даже там, где и не должен был бы. Поэтому, стремясь к развитию компании, полностью зависеть от банкиров мы не хотим. Нам, безусловно, интересен их бизнес, но оголтело бежать со всем рынком, устремившимся в банковский сектор, мы не будем, это наша жесткая позиция.

Не всякая страховая компания может себе это позволить…

Да, мне повезло работать в компании, которая может себе позволить подобную тактику.

С другой стороны, мы еще и потому стремимся сдерживать долю банковского бизнеса в портфеле, что в действительности и та часть клиентов, которые страхуются сами, тоже рано или поздно обращаются в банк, но уже предъявляя нормальный полис, по которому все застраховано. Тогда достаточно будет заключить дополнительное соглашение, что в определенной части застрахованного имущества банк является выгодоприобретателем. В этом случае банк нередко пытается сэкономить на экспертизе и оценке, обращается за информацией об имуществе предприятия к нам, это косвенно снижает себестоимость банковской услуги. И мы, разумеется, только с разрешения клиента, эту информацию предоставляем. Такой способ подготовки кредитного договора выгоден всем звеньям связки «заемщик-банк-страховая компания». Вот это и есть настоящий сервис, вот что на самом деле нужно участникам этой связки, а не просто величина тарифа, близкая нулю.

Велика ли доля сборов по договорам корпоративного имущества, заключаемых Вами через брокеров?

Не более чем примерно десятая часть всего небанковского бизнеса, то есть не более 5% от общей суммы сборов по корпоративному имуществу. Примерно вдвое больше премий собирается в результате побед на тендерах. А остальная, основная часть – это все же прямые продажи.

Заинтересовываете менеджмент предприятия комиссией?

Нет! Нам это не надо. Мы стараемся решать вопросы о страховой защите с владельцами бизнеса, а для них подобная постановка вопроса – бессмысленна. Конечно, подобные элементы используются страховщиками при взаимодействии с наемными менеджерами предприятий, это действительно есть на рынке, но следует понимать, что такой бизнес окажется в портфеле очень временно. Сегодня этот страховщик, с соответствующей комиссией, завтра другой, с еще большей, сегодня этот менеджер работает, завтра его нет. Поэтому мы стремимся работать с владельцами бизнеса, а наемные менеджеры только принимают участие в подготовке соглашения с ними, как вспомогательное звено. Владелец бизнеса стремится к тому, чтобы по ключевым для него параметрам со страховщиком было бы удобно работать не один год, а не торгуется за каждую копейку.

Кризис обострил проблему мошенничества в данном сегменте, улучшилась ли ситуация сейчас?

Мошенничество – отдельная большая тема, и мы здесь тоже имеем печальный опыт. Здесь, кстати, тоже подтверждается влияние фактора несовершенства нашей судебной системы. Были случаи, в том же страховании залогов когда сам банк был готов признать, что это мошенничество, но суд выносил решения в пользу виновника. На уровне судебных решений существуют явные ошибки, по которым мы, страховщики, все равно платим.

Основной пик мошеннических выплат по страхованию залогов остался, к счастью, уже позади. Он приходился на конец 2009 - начало 2010 года. Были нередки случаи, когда застрахованные склады с одеждой, автомобильными запчастями и пр. начинали «сгорать» и подвергаться «кражам» на следующий день после заключения договора страхования. Недавно был очень сомнительный убыток по залогу (кража порядка тысячи коробок с сигаретами) который сразу был замечен именно из-за его похожести на убытки, заявлявшиеся 1,5-2 года назад. Но основная волна таких случаев уже прошла.

Сейчас мошенничество совершается не в сложных для предпринимателя финансовых обстоятельствах, из необходимости, как на пике кризиса, а перерастает в некий вид бизнеса, профессиональную деятельность. С одной стороны, это даже хорошо, потому что профессиональное мошенничество основано на повторении определенной модели действий, страховщики быстро ее узнают и учатся выявлять по малейшим признакам, принципиальная опасность существует только в момент появления новой модели. Но с другой, наши страховщики не всегда готовы вести между собой диалог и обмениваться опытом, и это отражается не только на вопросах стандартизации услуг, но и на пресечении недобросовестных действий клиентов. Страховые компании – абсолютно закрытые структуры, в результате каждая компания рано или поздно наступает на одни и те же грабли. Многих проблем можно было бы избежать, если бы был нормальный диалог и обмен информацией. Я не говорю сейчас про РСА и другие объединения, там это есть в рамках обязательных видов страхования, а по добровольному страхованию информационного обмена нет.

Будет ли объединенная работа страховщиков в рамках НССО способствовать улучшению ситуации?

Думаю, уже начиная со следующего года ситуация на корпоративном рынке, в силу работы по ОПО, начнет меняться к лучшему, другой вопрос, что это будет не особенно быстро. Как участник комитета по технической экспертизе, могу сказать, что в НССО сейчас кипит работа, разрабатывается большое количество документов, в том числе в области урегулирования убытков по ОПО. Закон принимался как идея, а сообщество профессионалов подключилось к решению практических вопросов, таких как урегулирование убытков, только на этапе уже после принятия закона. Понятно, что Правительство, чьими решениями продвигается система, не может иметь полного представления о масштабности вопроса урегулирования, это узко профессиональная тема.

Но разве не то же самое происходило в 2003 году в момент создания с нуля системы ОСАГО?

Нет, ОСАГО – совершенно другая система. В ОСАГО другой объект страхования, там ущерб легко посчитать, а такой объект, как имущество предприятия, предполагает многовариантность событий и сценариев. При этом подходы к оценке суммы ущерба не определены, определен только лимит. Большая часть имущества в стране не была застрахована, значит, до страхового случая мы не имеем его оценки. Более того, мы не знаем, действительно ли оно не было застраховано и не попадает ли под действие норм о двойном страховании. Не исключено и появление новых видов мошенничества, неправомерного заявления ущерба как являющегося результатом аварии на ОПО.

Остается только надеяться на то, что в силу специфики этого вида страхования число убытков должно быть достаточно невелико. Правда, все более и более частые сообщения в СМИ об аварии то в одном, то в другом регионе внушают другие опасения.

У нас в стране, к сожалению, закон по ОПО принят именно в тот момент, когда уровень износа основных фондов подошел к критической точке. У нас давно не было нормальных капиталовложений в основные фонды, своевременной модернизации. Большая часть наших основных фондов была введена в эксплуатацию в те годы, которые теперь принято хаять. Собственно, поэтому-то закон и был принят. Государство тем самым сказало следующее: центр тяжести финансирования этих потерь надо перенести с бюджета на страховщиков.

А страховщики справятся?

Я очень надеюсь, что за первое время серьезного объема убытков не будет, и страховщики успеют поднакопить и опыта, и денег, и начать напрямую влиять на ситуацию с уровнем безопасности. Многие объекты, которые будут приниматься на страхование, находятся в очень плохом состоянии, а отказать его владельцу нельзя – это публичная сделка. О многих из всем известных российских опасных объектов, подлежащих теперь обязательному страхованию, даже не хочется вспоминать, настолько велик там уровень риска. И что печально, на совещаниях в НССО мы не видим от участвующих в них представителей МЧС и Ростехнадзора должного понимания ситуации.

Но, тем не менее, закладываемые сейчас алгоритмы, подходы, решения, на мой взгляд, могут в последующем стать основой для систематизации и стандартизации в работе страховщиков, не только в области страхования ответственности, но и в страховании имущества.

Что нужно сделать, чтобы обеспечить условия для развития добровольного имущественного страхования в России?

Я считаю, прежде всего, требуются изменения в законодательство. Оно уже настолько сильно отстает от современных реалий и не соответствует восприятию страхования, что работать по нему дальше станет невозможным уже в ближайшие 2-3 года.

Сейчас обсуждается вопрос изменений в 48-ю главу Гражданского Кодекса. В принципе, еще в 2006-2007 действовала рабочая группа, которая провела обширную работу по всем вышеперечисленным вопросам, с привлечением западных и российских экспертов. Однако ее рекомендациям дальнейшего хода дано не было, и изменений нет. Очень надеемся, что нынешняя инициатива по сбору предложений в 48 главу будет иметь больший успех. Особенно я надеюсь на то, что имущественное страхование, как отрасль, наиболее страдающая сегодня от несовершенства законодательства, не будет при этом оставлена без внимания.